kachur_donald (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
kachur_donald) wrote2009-09-15 09:48 am
kachur_donald) wrote2009-09-15 09:48 am
Entry tags:
сказки дядюшки Вия
Когда проснулся философ, то весь дом был в движении: в ночь умерла панночка. Слуги бегали впопыхах взад и вперёд. Старухи некоторые плакали.
Толпа любопытных глядела сквозь забор на панский двор, как будто бы могла что-нибудь увидеть.
Философ начал на досуге осматривать те места, которые он не мог разглядеть ночью. Заглянул в дом, а панночка лежит в гробу врастяжку, большая да страшная.
В самом деле, резкая красота усопшей казалась страшною. Может быть, даже она не поразила бы таким паническим ужасом, если бы была несколько безобразнее. Но в её чертах ничего не было тусклого, мутного, умершего. Оно было живо, и философу казалось, как будто бы она глядит на него закрытыми глазами. Ему даже показалось, как будто из-под ресницы правого глаза её покатилась слеза, и когда она остановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови.
Он поспешно отошел к крылосу, развернул книгу и, чтобы более ободрить себя, начал читать самым громким голосом. Голос его поразил церковные деревянные стены, давно молчаливые и оглохлые. Одиноко, без эха, сыпался он густым басом в совершенно мёртвой тишине и казался несколько диким даже самому чтецу.
"Чего бояться? - думал он между тем сам про себя. - Ведь она не встанет из своего гроба, потому что побоится божьего слова. Пусть лежит! Да и что я за козак, когда бы устрашился? Ну, выпил лишнее - оттого и показывается страшно. А понюхать табаку: эх, добрый табак! Славный табак! Хороший табак!"
Однако же, перелистывая каждую страницу, он посматривал искоса на гроб, и невольное чувство, казалось, шептало ему: "Вот, вот встанет! вот поднимется, вот выглянет из гроба!"
Тут Хома говорит потихоньку, будто сам с собой разговаривает:
- Бросили все бедняжку панночку. Я всё-таки верю, что выздоровеет панночка, хотя и боюсь, что она померла. И никто не придёт проведать панночку! Отец и тот её бросил. У меня, правда, дел по горло, но присмотрю за ней. Так, с виду, она померла. А как подумаешь, так, пожалуй, и не померла она вовсе. Потому что, это всякий знает, если придёшь к покойничку, чуть он увидит тебя, сейчас же покойничек подымет кверху руки и крикнет: "Ого-го!"
Но панночка лежала тихо. Тогда философ сказал чуть погромче:
- Странное дело! Панночка ну совсем мёртвая, а ведёт себя, как покойнички не ведут. Покойник, если придут взглянуть на него, тотчас подымет кверху руки и крикнет: "Ого-го!"
Тут, конечно, панночка подняла руки и крикнула: "Ого-го!"
А Хома Брут - тягу во все лопатки.
Толпа любопытных глядела сквозь забор на панский двор, как будто бы могла что-нибудь увидеть.
Философ начал на досуге осматривать те места, которые он не мог разглядеть ночью. Заглянул в дом, а панночка лежит в гробу врастяжку, большая да страшная.
В самом деле, резкая красота усопшей казалась страшною. Может быть, даже она не поразила бы таким паническим ужасом, если бы была несколько безобразнее. Но в её чертах ничего не было тусклого, мутного, умершего. Оно было живо, и философу казалось, как будто бы она глядит на него закрытыми глазами. Ему даже показалось, как будто из-под ресницы правого глаза её покатилась слеза, и когда она остановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови.
Он поспешно отошел к крылосу, развернул книгу и, чтобы более ободрить себя, начал читать самым громким голосом. Голос его поразил церковные деревянные стены, давно молчаливые и оглохлые. Одиноко, без эха, сыпался он густым басом в совершенно мёртвой тишине и казался несколько диким даже самому чтецу.
"Чего бояться? - думал он между тем сам про себя. - Ведь она не встанет из своего гроба, потому что побоится божьего слова. Пусть лежит! Да и что я за козак, когда бы устрашился? Ну, выпил лишнее - оттого и показывается страшно. А понюхать табаку: эх, добрый табак! Славный табак! Хороший табак!"
Однако же, перелистывая каждую страницу, он посматривал искоса на гроб, и невольное чувство, казалось, шептало ему: "Вот, вот встанет! вот поднимется, вот выглянет из гроба!"
Тут Хома говорит потихоньку, будто сам с собой разговаривает:
- Бросили все бедняжку панночку. Я всё-таки верю, что выздоровеет панночка, хотя и боюсь, что она померла. И никто не придёт проведать панночку! Отец и тот её бросил. У меня, правда, дел по горло, но присмотрю за ней. Так, с виду, она померла. А как подумаешь, так, пожалуй, и не померла она вовсе. Потому что, это всякий знает, если придёшь к покойничку, чуть он увидит тебя, сейчас же покойничек подымет кверху руки и крикнет: "Ого-го!"
Но панночка лежала тихо. Тогда философ сказал чуть погромче:
- Странное дело! Панночка ну совсем мёртвая, а ведёт себя, как покойнички не ведут. Покойник, если придут взглянуть на него, тотчас подымет кверху руки и крикнет: "Ого-го!"
Тут, конечно, панночка подняла руки и крикнула: "Ого-го!"
А Хома Брут - тягу во все лопатки.
О-го-го
ОГО-ГО!
я не ве!..
напрашиваются более неприличные
про некрофилию и прочее.
Например.
"А Хома Брут - тягу её во все лопатки".
извращенец!